الواسطي Аль-Васити

ترجمة: 

Яхья Бен Махмуд Бен Яхья аль-Васати (или, согласно одному из источников, Яхья Бен Махмуд Бен Кувварайха аль-Васати) Фамилия аль-Васати происходит от названия города на юге Ирака – Васата. Этот город имел большое значение в период Средневековья, до падения династии Аббасидов. Аль-Васати был одним из авторов иллюстраций к рукописи «Макамат» аль-Харири. Эти его работы (датируемые 1237 г.) выражают дух их создателя, который в своих картинах отобразил целую эпоху – эпоху арабского возрождения, несмотря на политические проблемы, социальную разрозненность и расовые конфликты, а также крах моральных и социальных ценностей. Что касается Васата, то это обычный иракский город. Он был основан в Омеййадскую эпоху по приказу аль-Хужажа Бен Юсуфа аль-Сакафи в 703-705 гг. после окончания войн. Он стал административным и военным центром, так как был удачно расположен на берегу Тигра между Куфой, аль-Мадаином, аль-Ахвазом и Басрой. После того, как были построены крепость, соборная мечеть, возведены стены и вырыт ров, аль-Сакафи жил в Васате до самой своей смерти в 95 г. по хиджре.

 

Как говорил Якут аль-Хамави, «это был процветающий и гостеприимный город с бесчисленными садами».

Однако в настоящее время от всего этого великолепия не осталось и следа, за исключением того, что было обнаружено при археологических исследованиях, начатых в 1936 г. иракским Департаментом по археологии на юго-востоке от города аль-Кут. Руины Васата в настоящее время известны как аль-Манара. Эпоха аль-Васати Эпоха, современная аль-Васати, характеризуется политической раздробленностью и упадком в социальной и экономической сферах. Сельджукское государство, образовавшееся в 447 г. по хиджре, распалось после смерти Санджара Второго в 553 г. по хиджре. Сельджуки в ходе междоусобиц образовали отдельные государства в Ираке, Курдистане, Кирмане и Сирии. Внутренние проблемы отвлекли их внимание от опасности, исходящей от крестоносцев, походы которых начались в 1096 г. Халифы из династии Аббасидов до конца правления Санджара были просто объектами насмешек со стороны Сельджуков, несмотря на положение, занимаемое ими в прошлом. Сельджукское государство и его правители столкнулись также и с разрушениями, причинёнными турками. Исламский мир раскололся на отдельные государства, такие как Хорезм, Румский султанат и Фарсского атабекство (основанное туркменами), а также государства, основанные Занкидами и Артукидами в Дамаске, Мосуле, Халебе, Санджаре, аль-Джезире, Арбале, Дияр Бакре и Маридине. Что касается халифов династии Аббасидов, которые ещё правили в Багдаде в начале 13 в., то им была подвластна лишь небольшая часть Ирака. Состояние раздробленности, которое переживали арабские государства, распад Аййубидского султаната после правления Салах ад-Дина (Саладина), междоусобицы правителей и войны сделали их беззащитными перед крестоносцами, которые нападали на Сирию, Палестину и Египет. Халифы династии Салах ад-Дина, Аййубиды, были недалёкими правителями. В частности, один из них, аль-Адиль, взошедший на трон после Салах ад-Дина, был лишь коварным и эгоистичным заговорщиком. Такой ситуация оставалась до монгольского нашествия. Монголы напали на Багдад в 1219 г., что привело к его падению в 1257 г. И ни один из Аййубидов не встал на его защиту. Но несмотря на все напасти, которые арабы пережили в эту тёмную эпоху, несмотря на тиранов, крестоносцев и зло, которое они сеяли на своём пути, а также монгольское нашествие, творческая мысль продолжала развиваться, цивилизация жила. Она породила многих видных деятелей науки, искусства и литературы. Культура того времени отражала черты и дух эпохи, а в области изобразительного искусства она достигла своего апогея. Что такое макама? Макама – это вид литературного произведения. Макамами называли собрания, естественно сопровождавшиеся беседами, дискуссиями, состязаниями в красноречии, остроумии и находчивости. В них не стеснялись принимать участие и представители знати, военной и духовной. Они часто принимали азартный характер и сопровождались ставками. Впоследствии всё это стало литературным жанром, своеобразным пособием для острословов, когда Бади аз-Заман аль-Хамзани (351-397 по хиджре) создал из макамы короткий рассказ о каком-либо любопытном случае. Макамы обычно представляют собой цикл коротких рассказов, связанных постоянными персонажами. Названия их сюжетам давались по месту действия. Сценой обычно оказывались стоянка каравана в пустыне, перекрёсток дорог, рыночная площадь, двор мечети или дом судьи, то есть место, где были слушатели. Главным героем макамы был плут, бродяга-острослов, который собирал вокруг себя толпу, «заговаривал» и виртуозно побеждал оппонента, а затем забирал «призовой фонд» или мастерски отвлекал внимание, обманывал и обворовывал своих слушателей. Другим персонажем, от имени которого велось повествование, обычно был купец, переезжавший со своим товаром из города в город, где он и встречал красноречивого плута. На диалоге этих двух героев и строится форма макамы. Но несмотря на занимательность сюжета и анекдотичность, макама не ограничивается развлекательностью, в ней легко можно обнаружить элементы учёного диспута, проповеди, логической задачи и задушевной беседы. Это повествование отличают виртуозная игра со словом, витиеватость и красочность речи. Несмотря на то, что значение термина «макама» ограниченно и представляет собой литературный жанр, он относится только к произведениям Бади аз-Замана и аль-Харири. Он не может быть общим определением и относиться ко всем макамам арабской литературы. Макамы, написанные после Бади аз-Замана и аль-Харири и до настоящего времени, отличаются объёмом, стилем, тематикой, а также наличием или отсутствием главных героев. К подобным макамам относятся религиозные проповеди, такие как «Макамат» аз-Замахшари (467-538 по хиджре), посвящённые спорам суфистов, «Макамат» Ибн аль-Жавзи (510-597 по хиджре) и аш-Шабба аз-Зарифа (662-687 по хиджре). Также есть произведения, напоминающие литературные очерки, такие как «Макамат» аль-Асвани (ок. 595 по хиджре). Многие из них были лишь демонстрацией умения играть словами. Это сделало жанр макамы непродуктивным, и после написания «Макамат» аль-Харири он превратился лишь в литературную акробатику красноречия. «Макамат» аль-Харири Перу аль-Харири принадлежат 50 макам, главным героем которых является Абу Зейд ас-Суружи. Крестоносцы напали на его город, Суруж. А истории об Абу Зейде рассказывает аль-Харис Бен Химам. Эти макамы похожи на макамы Бади аз-Замана аль-Хамзани по своей художественной структуре, наличию рассказчика и героя, а также тем, что в них выявляются пороки общества, и предлагаются способы решения идеологических и языковых проблем. Взял ли аль-Харири за образец «Макамат» аль-Хамзани, была ли его целью лишь демонстрация красноречия и блестящего остроумия, а также умения играть словами, словосочетаниями и предложениями, правильно использовать рифмованную прозу (садж) и погружаться в глубины языка, или его макамы были осознанной работой, целью которой было отображение современной ему эпохи, не важно. Мы видим, что в них, как в зеркале, отражаются герои, события и черты эпохи аль-Хамзани и аль-Харири. После династии Аббасидов правили Буиды (320-447 гг. по хиджре) и Сельджуки, царила коррупция и пороки. Во времена аль-Харири всё ещё более усложнилось. Автор говорит об этом в одной из своих макам устами героя Абу Зейда: «Что касается настоящего времени, то кожа прохудилась, прямое искривилось, тёмная ночь прояснилась, и ничего не осталось, кроме сожаления, но нужно как-то разобраться с тем, что накопилось». Но всё гораздо ухудшилось во времена аль-Васати, так как начались крестовые походы, сопровождавшиеся убийствами, разрушениями, пожарами и грабежами. Иллюстрации аль-Васати Рукопись «Макамат» аль-Харири вызвала небывалый интерес у художников. До наших дней дошло более 10 иллюстрированных манускриптов, которые в настоящее время хранятся в библиотеках и музеях мира: 1. Копия Института востоковедения Санкт-Петербургского отделения Российской академии наук, датируемая 1225-1235 гг. 2. Стамбульская копия, переписанная во времена правления халифа аль-Мустасима, последнего из династии Аббасидов. 3. Копия Венской национальной библиотеки, датируемая 1334 г., подписанная Абу аль-Фадлем Бен Абу Исхаком.

4. Три копии Парижской национальной библиотеки. Одна из них относится к началу 13 века. Вторая датируется приблизительно 1222 г. А третья, согласно её заключению, принадлежит перу и кисти аль-Васати. В заключении сказано: «Закончил переписку и иллюстрации раб божий на милость Аллаха Всепрощающего Яхья Бен Махмуд Бен Яхья Бен Аби аль-Хасан Кувварайха аль-Васати в субботу, 6-го числа месяца рамадана 634 г.» 5. Три копии Британского музея. Одна из них относится приблизительно к 1400 г. Вторая – к 1323 г., она изготовлена в Дамаске. Дата создания третьей копии неизвестна. Есть ещё и четвёртая, некоторые иллюстрации которой взяты из ранних манускриптов. 6. Копия Библиотеки Бодли в Оксфорде, датируемая 1337 г. Некоторые из этих копий повреждены. Иллюстрации носят явно карикатурный или примитивный характер. На некоторых миниатюрах заметно христианское влияние. Манускрипты различаются также и использованием декоративных способов украшения. Что же касается работ аль-Васати, то они во многом отличаются от остальных. Они представляют собой образец арабской школы живописи, достигшей своего расцвета в 13 веке в Междуречье и Шаме (особенно в Сирии) и пришедшей в Египет (во времена правления Мамлюков), на север Африки и в Андалузию. Достоверно, что арабское изобразительное искусство той эпохи началось с подражания предшественникам. На него оказали влияние соседние цивилизации, но это не уменьшает его ценность. Вначале оно не отличалось особыми чертами и развивалось во взаимодействии с другими жанрами литературы и искусства. Однако оно не замедлило отразить в себе живой характер арабского общества, его заботы и проблемы, а также его дух, стремления и надежды, его характер. Арабское изобразительное искусство смогло подняться на небывалый уровень. На многих иллюстрациях заметно влияние христианской живописи, особенно сирийской и восточно-иракской школ, они похожи на христианские миниатюры, которые украшали арабские рукописи, или, по-ассирийски, евангелия.

К тому же некоторые художники «Макамат» аль-Харири были христианами. Но это не значит, что картины носят византийский, а не арабский характер, так как художники-христиане были арабами. Нет сомнений в том, что арабская живопись подверглась влиянию византийского искусства, однако христианское искусство на востоке (Сирия и Ирак), не может считаться византийским, оно имеет определённые арабские черты. Это доказал Башар Фарис. Внешний вид людей, черты лица и позы на некоторых христианских миниатюрах (арабских и ассирийских), далеки от монгольского, персидского и византийского искусства, они носят ярко выраженный арабский характер. Всё это можно увидеть в иллюстрациях к «Макамат» аль-Харири. Многие искусствоведы не учитывают это и исходят из ошибочной точки зрения, считая творчество восточных христиан византийским по своему характеру. На самом же деле исламские и христианские миниатюры схожи. Сирийское христианское искусство вело за собой исламское с момента его появления. С его помощью арабские живописцы научились создавать орнаменты и преуспели в каллиграфии. Не возникает сомнений в том, что у исламской и христианской живописи общие корни. Обнаруженные местные христианские манускрипты подтверждают это и указывают на то, что багдадская школа повлияла на местное христианское искусство. На примере арабской копии Евангелия, повествующего о детстве Иисуса и датируемой 1299 г. (это один из древних христианских манускриптов), можно ясно увидеть особенности багдадской школы живописи. Работы аль-Васати, их самобытность и новизна Работы аль-Васати представляют собой целый период в истории арабского изобразительного искусства и характеризуются зрелостью. Они – настоящее сокровище. Свою технику аль-Васати унаследовал от художников Ближнего Востока. Их национальные традиции в изобразительном искусстве вдохновили аль-Васати, и он создал новую манеру живописи. Созданные им миниатюры являют собой законченные произведения. Это можно прочувствовать, ознакомившись с его работами, которые напоминают выдающиеся ассирийские барельефы/скульптуры («Битва на озёрах», 7 в. до н. э.). Особенно это заметно на миниатюре, изображающей рыб, резвящихся в волнах, и лодку, заполненную людьми. Аль-Васати также изобразил три цветка ассирийской маргаритки на борту лодки (илл. 1).

К тому же и по своей структуре эта работа напоминает упомянутые выше ассирийские барельефы/скульптуры. Также в его творчестве заметны следы халдейского искусства. В несколько десятков квадратных сантиметров своей миниатюры он мог вместить более трёх тысяч лет традиций в изобразительном искусстве. В его работах заметно и влияние восточных христиан и персов. Он объединил всё это и создал особый арабский стиль. И несмотря на то, что его искусство открыло новые горизонты, нельзя отрицать, что на него оказали влияние христиане, персы и китайцы. Можно заметить также некоторые оттенки византийского и сасанидского искусства, но это лишь оттенки, проступающие время от времени. И если у некоторых персонажей картин сасанидские черты лица и одежда, и сама техника напоминает сасанидскую, то это потому, что эта школа была главенствующей в то время в написании миниатюр. Аль-Васати был опытным мастером, он превосходно владел красками, мог смешивать их и получать любые цвета. В общем, мы пришли к тому, что в современную аль-Васати эпоху жили многие художники, бывшие знатоками своего дела. Однако имена большинства из них остались неизвестными, так как народ полагал, что изобразительное искусство находится под запретом. Но несмотря на это оно жило, так как ему покровительствовали некоторые халифы, султаны и богатые люди, ведь они интересовались приобретением книг, особенно тех, что были хорошо иллюстрированы и декорированы. Работы аль-Васати относятся к отдельной школе живописи – школе Васата. Представители этой школы использовали перо и чёрные чернила вместо кисти. Они сжигали камфарную древесину и смешивали получившийся уголь с горчичным маслом. Таким образом они получали чернила. Когда цветная картина находилась в стадии завершения, необходимо было добавить последние штрихи чёрными чернилами для прорисовки мелких деталей. Художественные особенности работ аль-Васати Тот, кто внимательно изучил хотя бы несколько работ аль-Васати, впоследствии с первого взгляда распознает и любую другую его картину. Его произведения носят особый характер.

В своей независимой манере письма он перешагнул подражательный период арабского изобразительного искусства. По сравнению с другими художниками, иллюстрировавшими рукописи, аль-Васати достиг небывалого мастерства. Его работы носят ярко выраженный арабский характер. Это можно определить по орнаментам, одежде и животным, изображаемым на картинах. Но наиболее ярко этот характер проявляется в чертах лиц персонажей. Однако аль-Васати рисовал не только арабов. Он изображал и представителей других рас, а также персонажей со смешанными чертами, так как происходила ассимиляция арабов с рабами и пленными. В целом крайне трудно определить чёткие границы арабской нации. Причиной этому служит огромная величина территории Аравийского полуострова и большая протяжённость его береговой линии. В Аравии смешалось множество рас, и это смешение отразилось на внешности людей. Негры и индусы ассимилировались с арабами, поэтому на западном берегу проявились африканские черты лица. Впоследствии смешение также пришло из Тихамы к берегам Омана. Таким образом у арабов появились черты лица и белых рас (греков, римлян и персов).

Ибн аль-Жавзи (ок. 597 г. по хиджре) говорил, что жители Багдада – это смесь арабов, персов, турков, армян, черкесов, курдов, берберов, набатеев и грузин. Но всех их можно было назвать арабами, так как в те времена главным языком многонационального Аббасидского государства был арабский. Аль-Васати не оставался равнодушным к контрастам лиц представителей тогдашнего общества. Он на одной и той же картине изображал людей различных рас, ведь он заимствовал свои сюжеты из жизни народа. В качестве примера можно привести миниатюру, на которой изображены всадники во время празднества в Баркиде (деревня близ Мосула, «Баркидская макама», илл. 2). А также миниатюру, на которой изображена толпа, слушающая проповедь Абу Зейда («Арразийская макама», илл. 3). Лица арабов на картинах отличаются от лиц остальных персонажей. Если внимательно рассмотреть некоторых представителей власти, судей, солдат, стражников, слуг и женщин, то можно заметить, что их лица носят персидские, татарские, турецкие и монгольские черты, среди них также есть и безбородые мужчины. Таким образом, картина, изображающая атабекского правителя с его турецкими чертами лица, королевской короной и выбритым подбородком (илл. 4), отличается от картины, изображающей халифа с арабскими чертами лица, в чалме, с бородой и распущенными волосами (илл. 5). Султан и его стража, изображённые в верхней части миниатюры к «Арразийской макаме» (илл. 3), носят туркменские черты лица и косички, спускающиеся на плечи. А правитель острова в Индийском океане, изображённый в верхней части одной из иллюстраций к «Оманской макаме» (илл. 6), носит длинную бороду, спускающуюся ему на грудь, однако он с непокрытой головой, а его волосы свободно ниспадают на плечи. Лицо же его носит явные индийские черты. Его дворец охраняют рабы, изображённые на одной из миниатюр к «Оманской макаме» (илл. 7). Борода была отличительным признаком арабов в работах аль-Васати, так как она считалась признаком мужественности и украшением мужчины. Человека с бородой ценили и уважали, поэтому арабы и отпускали её. Аль-Васати также по-разному изобразил лица арабов и слуг. Слугам он придал турецкие и греческие черты лица. И вполне естественно, что аль-Васати рисовал этих слуг в винных лавках и других увеселительных заведениях. В качестве примера можно привести миниатюру к «Катыийской макаме» (илл. 8) и одну из иллюстраций к «Дамасской макаме» (илл. 9), а также другие работы, на которых изображены слуги, виночерпии и музыканты. Также аль-Васати преуспел в придании лицам нужного выражения, соответствующего ситуации (удивления, изумления, угрозы, разочарования). Все эти чувства отражались в повороте головы, выражении лица и взгляде. Примером может служить миниатюра к «Саидской макаме» (илл. 10), изображающая Абу Зейда, жалующегося судье на своего сына. А также одна из иллюстраций к «Табризийской макаме», на которой Абу Зейд и его жена жалуются судье друг на друга (илл. 11). Аль-Васати достиг такого мастерства, что мог придать эмоции даже животным. Доказательства этому можно увидеть на одной из иллюстраций к «Дамасской макаме», изображающей караван аль-Хариса Бен Химама (илл. 12), и на миниатюре к «Баркидской макаме» (илл. 2), где ясно видны серьёзность всадников и лошадей. А также на той картине, что изображает осла, который взглядом и положением ушей выражает то же, что и трое мужчин, стоящих рядом с ним, а именно крайнее изумление, так как они увидели практически обнажённого Абу Зейда. Его наготу прикрывал лишь какой-то лоскут, а на спине висел мешок («Куржийская макама»). Что же касается верблюдов, то создаётся впечатление, что они внимательно прислушиваются к разговору («Бадавийская макама», которая изображает прибытие Абу Зейда и аль-Хариса в одну из деревень (илл. 13)). Также в своих работах аль-Васати использовал и язык жестов. Смысл менялся в зависимости от положения рук и пальцев. Опущенные руки означали унижение, протянутые ладони – просьбу, сложенные или спрятанные – уважение или страх, в зависимости от ситуации (например, когда люди молились или слушали проповедь). Рука на подбородке означала раздумье, а руки, прижатые к голове – печаль.

 

Это можно увидеть на одной из иллюстраций к «Савийской макаме», изображающей похороны (илл. 14). Смысл также зависит и от положения пальцев. Палец на губах означает удивление, вытянутый палец – совет, как на миниатюре к «Александрийской макаме», на которой изображён Абу Зейд и его жена, жалующаяся на него судье, в то время как он советует ей вернуться домой (илл. 15). А два сложенных вытянутых пальца означают упрёк и порицание, как на иллюстрации к «Фарикийской макаме», изображающей Абу Зейда в рваном тряпье и с обнажённым мужским достоинством перед аль-Харисом, порицающим его (илл. 16). В своих работах аль-Васати пытался со всей возможной точностью передать черты современной ему эпохи, но не буквально, как в макамах. Он стремился передать дух того времени, постоянно наблюдая за повседневной жизнью общества и происходящими событиями и пытаясь постичь их скрытый смысл. Своё видение эпохи он пытался передать в своих работах посредством таланта с помощью линий, красок и орнаментов. Для этого он, обладавший обострённым чувством прекрасного, прибегал к художественным средствам выражения. Его превосходно выполненные работы отличались гармонией цветов, правильной композицией, равновесием форм и симметрией различных элементов, несмотря на то, что они были далеки от понятия перспективы. Его творения представляют собой целый особый мир. Однако его работы содержали и некоторые элементы перспективы, для того, чтобы различить предметы, находящиеся вдали и вблизи, но аль-Васати владел такой техникой письма, которая заставляла зрителя поверить в то, что картина трёхмерна, причём без какой-либо связи с правилами построения перспективы. В одной и той же картине он одновременно использовал горизонтальную проекцию, фас и профиль. Техника живописи также требует теоретических знаний в области анатомии, математики, оптики и химии с одной стороны, и практических знаний, позволяющих применять эти науки в письме масляными красками с другой. Этих знаний не было у мастеров эпохи Возрождения в Европе до 15 в. В Средние века оптические законы не применялись к размерам элементов картины. В то время они зависели от значения, которое им придавали. А перспектива была чисто символической. Также в те времена использовали преимущественно темперу. По версии Ильяса Заййата, тогда в живописи господствовал некий вид акварели, которая очень быстро высыхала и не позволяла наносить краски постепенно, тем самым исключая возможность передачи трёхмерности пространства и перспективы. Если бы аль-Васати считал изобразительное искусство запрещённым с религиозной точки зрения, он бы им не занимался. У него был настоящий дар и талант к живописи, который и позволил ему стать автором столь потрясающих работ. Поэтому если бы он знал правила построения перспективы, он бы непременно использовал её в своих картинах. В некоторых из его работ заметны явные попытки построения перспективы, однако всё же он не знал, как это делается. Большое значение перспективе стали придавать лишь после начала эпохи Возрождения в Европе. В настоящее время художники отказались от этой идеи и заменили её изображением предметов лишь в одной плоскости. Несмотря на то, что современные художники знают правила построения перспективы, они отвергают её как инструмент, так как изобразительное искусство превратилось из подражательного в средство самовыражения. Именно это и было целью работ аль-Васати. В качестве примера можно привести миниатюру к «Магрибской макаме», изображающую Абу Зейда, просящего милостыню у группы людей (илл. 17).

Аль-Васати изобразил все элементы картины на одном уровне, так как он хотел показать и здание со всеми подробностями и украшениями, и людей, героев макамы, в том числе Абу Зейда. Поэтому совершенно естественно, что оба плана получились первыми. Если бы он ограничился тем, что изобразил на первом плане здание, ему пришлось бы нарисовать людей маленькими, и мы не смогли бы отличить Абу Зейда от остальных и рассмотреть его рваные лохмотья и мешок, а также аль-Хариса и его спутников, здание и его внутреннее убранство. А если бы он на первом плане изобразил людей, мы не смогли бы рассмотреть снаружи здание с его украшениями, башенками и балконами. В таком случае на картине были бы изображены чётко только люди. Всё вышеописанное можно увидеть и на других миниатюрах. Примером могут служить иллюстрации к «Басрийской» (илл. 18), «Харамийской» (илл. 19) и «Саидской» (илл. 10) макамам. Некоторые из изображённых на них персонажей ростом до потолка. В миниатюре к «Халебской макаме» (илл. 20), изображающей Абу Зейда в роли учителя, аль-Васати также далёк от правил перспективы. Он хотел выразить пренебрежение Абу Зейда к профессии учителя, поэтому он изобразил его и аль-Хариса, находящихся на заднем плане, большими по размерам, чем группу учеников на переднем. Благодаря своей особой манере и перспективе аль-Васати удалось выразить всё, что он хотел, в иллюстрации к «Бадавийской макаме» (илл. 13). В одной миниатюре он объединил внешнее и внутреннее, подвижное и статичное, духовное и материальное, и изобразил повседневную жизнь одной из арабских деревень. Жизнь в ней кипит, лучится радостью и блеском. И эту радость выражают не только люди, но и животные, а также птицы, деревья и даже растения. И всё это находится в непрерывном движении. В своих работах аль-Васати использовал и язык тел – различные позы персонажей, групп людей и животных. Поворот головы, выражение лица, взгляд, движение рук и пальцев передавали величие, покорность, благоговение, удивление, сочувствие, пренебрежение. Таким образом картины становились живыми. Смысл всех работ аль-Васати можно объяснить, учитывая дух и события той эпохи, а также видение самого художника и цели, которые он преследовал в своём творчестве. Яркие краски придавали его работам эмоциональную энергию, они были символом того, что хотел выразить художник – противоречия и гармонии одновременно. К примеру, вторая миниатюра к «Арразийской макаме» состоит из двух частей (илл. 3). Первая изображает Абу Зейда, читающего проповедь. Она отражает противоречие между народом и властью. В нижней части картины мы видим густую толпу, а рядом с ней – солдат верхом, смотрящих в противоположном направлении. В верхней части миниатюры изображён султан, сидящий в окружении своей стражи, стоящей с оружием в руках, чтобы подчеркнуть величие. На миниатюре, посвященной праздничной процессии, состоящей из группы всадников на конях и мулах («Баркидская макама», илл. 2), скакуны изображены в неподвижности. Однако эта неподвижность подразумевает движение или готовность тронуться с места. На это указывает серьёзность на лицах всадников, а также их поднятые трубы, готовые возвестить о выступлении. Мы видим, что кони разделяют эту готовность. Это можно определить по тому, что некоторые из них изображены с поднятыми ногами. Краски на этой миниатюре весьма разнообразные и яркие. А симметрия знамён, величавость и достоинство всей группы выражают гармонию между статикой и движением, серьёзностью и весельем. И наоборот, миниатюра, изображающая караван паломников («Рамлийская макама», илл. 21), наполнена движением – людей, верблюдов, лошадей и знамён. Она выражает пренебрежение, не соответствующее ситуации исполнения предписания о совершении хаджжа. На эту мысль наводят шум и грохот, производимый трубачами и барабанщиками, а также их безрассудный энтузиазм. Также как миниатюра с праздничной процессией говорит о начале движения, первая миниатюра к «Дамасской макаме» (илл. 12), говорит о его прекращении. Это видно по позе предводителя каравана, стоящего против его движения, и по верблюдам, со спины последнего из которых чуть не падает мальчик, а также по тому, как верблюды откинули назад головы, в то время как ноги их неподвижно стоят на земле. На миниатюре к «Харбийской (или «Тыбийской») макаме» (илл. 22) изображена группа верблюдов с поднятыми головами – они будто что-то говорят. Первая верблюдица ест траву, голова же последней также склоняется к земле в поисках пищи.

Эти верблюды как бы символизируют мелодию, которая заканчивается там, где стоит пастушка с поднятой тростинкой. Между первой и последней верблюдицами располагаются верблюды с поднятыми к небу головами, а также пастушка, также смотрящая вверх. Они как будто просят Аллаха накормить голодных и напоить жаждущих. Что касается миниатюры, изображающей влюблённого в юношу Абу Зейда, стоящего перед лицом вали, относящейся к «Рахбийской макаме» (илл. 23), то она вызывает ощущения движения и статики, порока и невинности, скрытого и явного. Позы персонажей, черты их лиц и движения рук, а также жёлто-оранжевый фон картины отражают содержание макамы. На миниатюре к «Савийской макаме», посвящённой похоронам (илл. 14), аль-Васати изобразил притворную скорбь женщин. Положение их рук говорит о печали, однако их яркая одежда, а также то, что одна из них обнажила запястья, явно указывает на фальшь в их поведении. Одним из художественных составляющих работ аль-Васати является также орнамент. Но не как самостоятельный элемент, влияющий на картину, а как элемент, который служит основной цели. Простой орнамент, отделяющий толпу в нижней части второй миниатюры к «Арразийской макаме» (илл. 3), рождает чувство ограниченности пространства, половину которого занимает толпа. Другую же половину занимают три стражника. В то время как султана, изображённого в верхней части миниатюры, ничто не ограничивает. А орнамент на заднем плане подчёркивает атмосферу, которую создаёт стража, стоящая вокруг него. Орнамент, украшающий стены, двери, арки и карнизы дворца, изображённого на второй миниатюре к «Оманской макаме» (илл. 7), гармонирует с цветом и орнаментом одежды Абу Зейда и аль-Хариса, стоящих у его дверей. Одежда же рабов-стражников едва прикрывает их тела и лишена каких бы то ни было украшений. Также на многих миниатюрах можно увидеть изукрашенные одежды и предметы интерьера (занавеси, стулья, ковры и диваны), олицетворяющие богатство и роскошь дворцов правителей и богачей. Примером может служить первая миниатюра к «Оманской макаме» (илл. 6), изображающая роды, а также миниатюра «Караван паломников» (илл. 21). Аль-Васати также использовал орнамент, чтобы украсить дома и одежду бедняков, винные лавки и школы. В качестве примера можно привести миниатюру к «Бадавийской макаме» (илл. 14), изображающую деревеню, её жителей и их дома. Также примером может служить одежда Абу Зейда на иллюстрации к «Катыийской макаме» (илл. 8), миниатюра к «Маравийской макаме» (илл. 24), на которой Абу Зейд изображён стоящим перед аль-Харисом в простом джильбабе, а также картина, на которой Абу Зейд предстаёт в роли учителя («Халебская макама», илл. 20).Также орнамент помогал придать величие михрабу, колоннам, аркам, минаретам и кафедре, если было необходимо нарисовать соборную мечеть, как, к примеру, на миниатюре к «Харамийской макаме» (илл. 19), изображающей внутреннее убранство мечети.

А на миниатюре к «Магрибской макаме» (илл. 17) мечеть изображена снаружи. Иногда орнамент также использовался в каллиграфических надписях на флагах и знамёнах, как на миниатюре к «Баркидской макаме» (илл. 2). Также аль-Васати использовал орнамент в качестве элемента, вносящего равновесие, симметрию и гармонию в структуру картины. Таким образом все элементы миниатюры гармонировали друг с другом. В качестве элементов орнамента аль-Васати использовал деревья и цветы. Он делал это, чтобы заполнить пространство и создать равновесие между элементами картины. Примером этому может служить миниатюра к «Кахкарийской макаме» (илл. 25), изображающая Абу Зейда между двумя деревьями, загадывающего загадки группе людей. Деревья выполняли определённую функцию – обеспечивали единство геометрической формы – квадратной и прямоугольной, как на иллюстрации к «Катыийской макаме» (илл. 8). Дерево расположено в верхнем углу, чтобы поддержать четырёхугольную форму полотна. В то же время растения, изображённые по левому и нижнему краю, гармонируют с орнаментом на одежде людей, сидящих в том же углу. Также на картине присутствует и льющаяся в бассейн вода. Что же касается дерева на иллюстрации к «Малатийской макаме» (илл. 26), изображающей встречу Абу Зейда с группой людей, среди которых и аль-Харис, то его ветви расположены так, чтобы миниатюра приобрела гармоничную прямоугольную форму. Также следует отметить, что на этом полотне изображено дерево, которого не существует в природе, с фантастическими листьями и плодами, а также тонким стволом, не соответствующим величине ветвей. Следовательно, можно сделать вывод, что аль-Васати изобразил это дерево исключительно в декоративных целях. Иногда аль-Васати создавал для картины цельное орнаментальное обрамление. В качестве примера можно привести миниатюру к «Санаийской макаме» (илл. 27), которая обрамлена простым орнаментом из мелких полукруглых листков. Это помогает передать почти полную замкнутость. Поза Абу Зейда говорит о ней же, ведь его обман раскрылся. Он уединился с другим мужчиной в тайном месте и пил вино, после того как увещевал людей и призывал их к аскетизму, воздержанию и набожности. Напротив них изображён аль-Харис, который настиг Абу Зейда и обличает его. Также растительный орнамент в виде рамки присутствует на миниатюре к «Маравийской макаме» (илл. 24), изображающей Абу Зейда, слушающего речь аль-Хариса. Два дерева ограничивают картину с боков. Своей формой они гармонируют с теми, кто изображён под ними и их одеждой. Что же касается нижнего края картины, то на нём изображены цветы и трава, завершающие гармонию. В то же время в некоторых работах аль-Васати изображал и реальные растения. Одно из двух деревьев, изображённое справа на миниатюре к «Думьятийской макаме» (илл. 27), является олеандром. Каждое из деревьев своей формой и цветом гармонирует с фигурами людей, изображённых под ними, их позами, одеждой и орнаментом на ней. Реальное дерево изображено в центре ещё одной работы. Оно осеняет своей тенью аль-Хариса и его друзей и похоже на цветущий олеандр (илл. 29). Эта миниатюра иллюстрирует изменение в поведении Абу Зейда, стоящего слева. Об этом рассказывается в «Динарийской макаме». Абу Зейд притворялся хромым и был одет в рваное тряпьё, однако был красноречив, знал стихи и прекрасно владел языком. А дерево, изображённое на миниатюре к «Багдадской макаме» (илл. 30), является дубом. Под ним стоит Абу Зейд, переодетый женщиной. Деревья на миниатюре, посвящённой похоронам («Савийская макама», илл. 14), являются молодыми пальмами, которые пока не приносят плодов. В этой работе аль-Васати изобличает фальшь и притворство. Женщины оплакивают покойника, однако одна из них обнажила запястья и надела яркий наряд. Они также бросают чувственные взгляды на мужчин. Явные противоречия на двух последних миниатюрах могли быть изображены как намеренно, так и нет, но в любом случае они подчёркивают различия между человеком и природой и несут в себе определённый смысл.

Таким образом, растения, изображённые на этих миниатюрах, выполняют не только чисто декоративную функцию, но и несут в себе определённый смысл. Что же касается третьей миниатюры к «Оманской макаме» (илл. 31), изображающей один из островов в Индийском океане, то аль-Васати нарисовал на ней различных фантастических птиц и животных. Он с помощью воображения воссоздавал приключения арабских мореплавателей в Индийском океане. Они главенствовали в торговле и бывали даже в портах Китая. Аль-Васати вспоминает почти четырёхсотлетнюю историю арабских мореплаваний и приключений. В этой миниатюре он хотел показать, с чем они столкнулись во время своих путешествий к далёким островам, окутанным легендами, таким как острова Вак, остров женщин и остров, который оказался огромной черепахой. Он также хотел изобразить фантастические растения и плоды, которые они видели, а также диковинных созданий, которых встречали – птицу рох, саламандр, русалок и других мифических существ. Всё это описывалось в книгах арабских путешественников и географов. В качестве примера можно привести книгу «Путешествие купца Сулеймана», относящуюся к 851 г., и книгу «Чудеса Индии – её земли, моря и острова» (1013 г.) Хасана ас-Сайрафи. Также можно вспомнить и книгу «Удивительные животные и создания» Закарии Бен Мухаммада аль-Казвини (1203-1283 гг.) и книги историков и географов, которые были написаны позднее, а также «Тысячу и одну ночь» и «Путешествия Синдбада-морехода». Раз мы начали говорить о растительном орнаменте в качестве обрамления, стоит упомянуть и орнаменты, украшающие постройки изнутри, и их роль в работах аль-Васати. В этой связи необходимо упомянуть арки, михрабы и деревянные двери, а также занавеси, которые их украшали. С одной стороны, эти элементы были декоративными, но несли и определённый смысл, а с другой – аль-Васати использовал их, чтобы придать картине законченную художественную форму. Они были чем-то вроде рамки, но изображённой не только с целью обрамления. Аль-Васати ничто не мешало сделать их просто рамкой, однако тогда картина стала бы застывшей, а он хотел придать своим работам некую недосказанность, чтобы оставить простор для воображения. И если он рисовал в комнате, или мечети, или на диване человека, будь то султан, или судья, или учитель – все эти персонажи были своего рода сборным портретом, в них было понемногу от каждого, хоть эти другие и не были изображены. Но их образы можно было додумать с помощью воображения. Аль-Васати также использовал в качестве обрамления и людей, придавая их фигурам геометрические формы (квадратную, прямоугольную, треугольную). Но персонажи лишь принимали форму обрамления. Первая миниатюра к «Арразийской макаме» (илл. 32), изображающая Абу Зейда, читающего проповедь группе людей, кажется целостной и правильной, так как люди изображены друг напротив друга. Однако в то же время она не кажется полностью законченной.

Пустое, ничем не ограниченное пространство с левой стороны, а также отсутствие каких-либо строений и орнаментов вызывает чувство, что это часть большого пространства, возможно площади. Аль-Васати создавал и просто обрамление, как на миниатюре к «Насыбийской макаме» (илл. 33), изображающей Абу Зейда верхом на верблюдице. В работах аль-Васати также можно увидеть и бедность, материальную и духовную, как на миниатюре к «Куфийской макаме» (илл. 34), изображающей женщину с прялкой, а также Абу Зейда и его сына, стоящих у двери. В качестве примера можно привести и первую миниатюру к «Оманской макаме» (илл. 6), посвящённую родам, и миниатюру к «Фардийской макаме» (илл. 35), изображающую человека, сидящего в комнате и отказывающего Абу Зейду в просьбе переночевать у него. Также в работах аль-Васати орнаменты на мужской одежде отличаются от орнаментов на женской. Различаются и одежды бедных и богатых. В своих миниатюрах аль-Васати изображал женщину более свободной и вольной в отношениях с мужчиной, чем это было на самом деле в ту эпоху. Он обращал особое внимание на изображение её лица. Часто в его работах женская одежда была похожа на мужскую, разве что орнамент на ней был богаче, чтобы, к примеру, она отличалась от одежды других женщин на невольничьем рынке. Женщины, изображённые не миниатюре к «Зубейдийской макаме» (илл. 36), демонстрировали прелести своего тела и были в прозрачных покрывалах. Также аль-Васати изобразил женщин в вуалях, оставляющих открытой нижнюю часть лица, на миниатюре к «Багдадской макаме» (илл. 30) и на первой миниатюре к «Арразийской макаме» (илл. 32). Что же касается нимбов, которые были широко распространены на христианских картинах, то они не считались признаком святости, а служили для выделения лиц персонажей. У арабских художников они были неоднозначны. Для каждого из них было особое значение, поэтому мы можем видеть их на портретах и правителей, и эмиров, и нищих. Что же касается аль-Васати, то он использовал нимбы редко, и число работ с ними не превышает 12, да и изображал он их лишь в качестве отличительного признака. Он окружал ими головы халифов, атабеков, некоторых судей, а также и других людей. В качестве примера можно привести миниатюру к «Багдадской макаме» (илл. 30), которая изображает переодетого Абу Зейда перед группой поэтов. Некоторые люди на картине с нимбами, чтобы было понятно, что не все они являются поэтами. А на второй миниатюре к «Арразийской макаме» (илл. 3) нимбы отличают стражников от остальных собравшихся, но лиц их не видно, так как они изображены со спины. Ценность работ аль-Васати Изобразительное искусство, как и литература, состояло на службе у властей. Однако в поэзии и прозе в иносказательной и сатирической форме описывалась царившая несправедливость, притеснение со стороны правителей, безнравственность халифов, пренебрежение султанов, бедность народа и его отчаяние, а также происходящие события. Работы аль-Васати несут в себе дух 13 века. Однако они были заключёны в стенах дворцов правителей. Произведения аль-Васати были доступны лишь немногочисленной знати и были далеки от народа. Только знать могла оказать покровительство бедному художнику, преданному своему делу. Гениальные работы аль-Васати увидели свет лишь по прошествии веков, которые стёрли с лица земли и общество, частью которого он был, и его город, Васат, от которого остались лишь руины. Если бы художники той эпохи взаимодействовали друг с другом или с народом в сфере искусства, то оно приняло бы народный характер. Художники изображали бы события той и последующих эпох не так, как их видели аль-Хамзани, аль-Харири и другие, а так, как они их видели своими глазами или представляли в своём воображении. Однако художники тогда изображали падение Багдада, Дамаска, Халеба и других городов, а также то, как завоеватели оставляли за собой горы черепов убитых, битвы между представителями разных конфессий в городских кварталах, воров с больших дорог или халифа с выколотыми глазами, обесчещенную женщину и т. п. Но искусство было заключено в стенах дворцов.

Оно было доступно лишь знати и состояло на службе у властей, так как художники хотели жить в роскоши. В то время они не могли сами определять темы своих полотен – они подчинялись своему покровителю, рисовали на заказ или выбирали один из текстов рукописи и иллюстрировали его. «Макамат» аль-Харири являются образцом арабской литературы. Они были приняты на ура поклонниками литературы, так как были написаны прекрасным языком и содержали анекдоты, а также носили и развлекательный характер. Они были и образцом красноречия. И в то же время они содержали иллюстрации, отображавшие жизнь арабского общества в конце правления династии Аббасидов. Их главным героем был типичный представитель тогдашнего общества – Абу Зейд ас-Суружи, который жил обманом, хитростью и мошенничеством. Обычаи и традиции были неизменными на протяжении длительного времени в обществе, положение которого не менялось, или менялось к худшему. Аль-Васати в своих работах хотел правдиво изобразить современную ему эпоху. Он изображал весёлые пиршества с вином и плясками, а также судебные заседания, различные празднества, молитвенные собрания и проповеди – повседневную жизнь людей. Его работы отражали остроту противоречия между бедными и богатыми, между ценой труда и беззаботной жизнью, между правителями и их подданными, между господами и рабами, между правдой и ложью. Он изобличал реальное положение вещей, при котором люди делали, что хотели, не принимая во внимание предписания ислама. Но наряду с тем, что он изображал весёлые пиршества («Катыийская макама», илл. 8), на той же миниатюре присутствует и работающий крестьянин. А наряду с рынком наложниц на миниатюре к «Зубейдийской макаме» (илл. 36) изображён обычный рынок и весы как символ справедливости в купле-продаже. Что же касается судебных заседаний, то на них рассматривались мелкие дела, несмотря на то, что всем было известно о неуёмности правителей и их глупости («Рахбийская макама», илл. 23). А проповеди в мечетях не скрывали пороки и недостатки тех, кто прикрывался религией, чтобы обманывать простых людей. Аль-Васати был очевидцем той эпохи упадка и разложения. Он был одним из тех, кто страдал от тогдашних противоречий, поэтому его работы были воплощением мыслей угнетённого, но восставшего простого народа. Его творчество помогло сформировать национальное арабское самосознание. Люди восстали против хаоса, притеснения, правителей-чужестранцев, монголов и крестоносцев. Искусствоведы, говорящие о ценности работ аль-Васати, считают их лишь зеркалом тогдашней эпохи. Некоторые из них связывают расцвет изобразительного искусства в то время с терпимостью, царившей во времена правления халифа ан-Насера из династии Аббасидов (575-622 по хиджре). Среди исследователей были и такие, кто занимался более глубоким анализом работ, однако ни один из них не связал дух произведений аль-Васати с духом эпохи, в которую он жил. Время правления халифа ан-Насера считается периодом роста национального арабского самосознания – он принимал характер народного движения и проявлялся в политической нестабильности, особенно после того, как власть захватили чужестранцы – турки, сельджуки и буиды. Это движение, стихая время от времени, не прекращалось с начала 4 века по хиджре и до монгольского завоевания. В него входили представители различных слоёв общества, в котором при последних халифах династии Аббасидов царили весьма разнообразные тенденции. Возможно, это движение было одной из многочисленных попыток объединиться и исправить положение. К этому и призывал халиф ан-Насер – к воссоединению участников движения и сплочению его рядов, поэтому он сам вступил в него и сделался его главой. Он старался распространить его на территории арабских государств и сделать из него опору для возрождения династии. Историк Ибн ас-Саи говорит о том, что в него вступили как простые люди, так и знать, а в Багдаде к движению примкнули все от мала до велика. Ан-Насер правил долгое время. Он был сосредоточен на внедрении норм движения в различные сферы. Оно распространилось также и на другие страны – Сирию и Египет и приносило согласие и единство, укрепляло связи с образованными людьми с одной стороны, и с простыми членами движения с другой, а также сотрудничало и с другими течениями. Национальное самосознание полностью оформилось в народных кругах, которыми руководил ан-Насер, а также в языке, литературе и произведениях искусства. В то время начали появляться первые признаки национального самосознания и у других народов, исповедовавших ислам и живших по законам шариата. Д-р ад-Даври считает, что это самосознание, появившееся в арабском обществе, проявилось в двух основных течениях: национальном и исламском. Часто между ними возникало взаимодействие, однако рост самосознания и накапливавшийся опыт привели к формированию современного национального самосознания. Здесь следует задаться вопросом: какова роль аль-Васати и его работ в становлении национального арабского самосознания? Каково значение «Макамат» аль-Харири и миниатюр, созданных аль-Васати на их основе? В пятидесятой макаме, «Басрийской», мы узнаём, что её герой, Абу Зейд ас-Суружи, вернулся в свой город Суруж, одетый в шерстяную одежду/власяницу, после того, как его покинули неверные. Изменение в его поведении представляло собой неприятие суровой реальности. Аль-Харири не хотел, чтобы его герой был вечным символом заблуждения. Что же касается аль-Васати, то он изобразил Абу Зейда, вернувшегося в свой город после изгнания крестоносцев, в мечети, но не имамом и не проповедником, как сказано в макаме. Он изобразил его одним из молящихся, которые видят благо общества в возвращении к тому, что оно отвергло – к религии правоверных, исламу. Это указывает на полное избавление общества от чужестранцев-завоевателей (миниатюра к «Басрийской макаме», илл. 18). Современные исследования творчества аль-Васати Аль-Васати – один из авторов иллюстраций к «Макамат» аль-Харири Рукопись «Макамат» аль-Харири (446-516 гг. по хиджре) вызвала интерес у арабских художников. Самой известной иллюстрированной копией этих макам является копия аль-Васати, датируемая 1237 годом. Имя Яхья Бен Махмуд аль-Васати упоминается в книгах исследователей, занимающихся арабским исламским искусством, или в работах, посвящённых так называемой аббасидской, или иракской, или багдадской школе (или школе Междуречья). В этих исследованиях имя аль-Васати не просто упоминалось наряду с другими, в них проводился глубокий анализ его работ, так как он был наиболее ярким представителем этой школы, а не просто одним из авторов иллюстраций к «Макамат» аль-Харири. Его работы превосходны, содержат изображения людей, а также реальные сцены из жизни. В них можно увидеть арабов 13 века в мечети, в поле, в пустыне, в винной лавке или библиотеке, а также различные празднества. Лица многих персонажей его работ крайне выразительны. Его манера заложила основы багдадской школы живописи 13 века. Ахмад Тимур Паша (1871-1930) написал книгу «Изобразительное искусство арабов». В ней он описал виды изобразительного искусства, опираясь на множество исторических и литературных текстов. Он упоминал изображения на стенах, одежде, занавесях, оружии, шатрах, палатках и зданиях. Также он рассказал и о скульптуре. В отдельной главе он рассмотрел иллюстрации к книгам. А закончил он главой об арабских художниках. Их у него было 39, среди них он упомянул и некоторых мастеров гравировки и позолоты. В его книге мало примеров, так как то, что он писал о художниках, было утеряно. Однако он и словом не упомянул аль-Васати. Этому можно найти оправдание, ведь его книга не была историей арабской живописи. Он хотел лишь опровергнуть то, что арабов считали ограниченными в этом виде искусства. Его можно оправдать ещё и потому, что несмотря на все усилия, которые он приложил к исследованию творчества иллюстраторов рукописей и книг, ни одна из них не была оформлена аль-Васати. Начало изучения работ аль-Васати и его школы Имя аль-Васати стало появляться в современных исследованиях, касающихся искусства, после того, как специалисты стали больше внимания уделять художникам 13 века. Заки Мухаммад Хасан (1908-1957) посвятил отдельную главу багдадской (или иракской) школе живописи и наиболее ярким её представителям в своей последней книге, изданной в 1936 г. А Ибрагим Жума в 1939 году издал работу «Яхья Бен Махмуд аль-Васати – автор иллюстраций к «Макамат» аль-Харири». Затем последовали и дальнейшие шаги. Интерес к особенностям школы, к которой принадлежал аль-Васати, и её особому характеру проявился в работах Башара Фариса (1906-1963) о технике багдадской школы изобразительного искусства и его исследованиях некоторых иллюстрированных арабских рукописей. Также можно упомянуть книгу Шакира Хасана Саида «Художественные особенности работ аль-Васати», изданную в Багдаде в 1959 г., и книгу Хасана Паши «Исламское изобразительное искусство в Средние века», изданную в Каире в том же году. Исследование работ аль-Васати и их значение Согласно Халилю Сафийя, идея возвращения к истокам родилась как способ укрепления национального самосознания и подтверждения того, что Запад многое позаимствовал из арабской культуры. Это возвращение не относилось к определённому историческому периоду. Оно касалось всех цивилизаций, когда-либо существовавших на арабских землях. В Египте оно проявилось в чертах фараонской цивилизации, в Ираке – ассирийской и вавилонской. Также стоит упомянуть и исламские цивилизации. В Ираке некоторые художники обращались к творчеству аль-Васати. С их стороны это было своего рода признание величия прошлого в области изобразительного искусства. Это заставило их искать корни своего творчества в глубине веков. Иракский живописец Жавад Салим (1919-1961) познакомился с некоторыми иллюстрациями аль-Васати к «Макамат» аль-Харири в 1941 г. у своего друга Ата Сабри (1913-1987), которому Сати аль-Хасри поручил сделать увеличенные репродукции пожелтевших копий рисунков аль-Васати из французского журнала. Увиденное оставило в его душе след на всю оставшуюся жизнь. В нём пробудилось чувство принадлежности к иракским традициям, поэтому когда друг написал ему, что Ирак – это бесцветная земля, и художник не должен жить там, он ответил: «Брат, весь мир многоцветен, даже у грязи на улицах миллионы цветов и оттенков. Яхья аль-Васати, величайший из художников Ирака, страны пальм, которую ты считаешь бесцветной, увековечил её в своих красочных работах. Помнишь ли ты одну из его иллюстраций к «Макамат» аль-Харири? На ней изображены верблюды, и их цвет не отличается от цвета земли, но несмотря на это миниатюра гениальна, так как цвет каждого верблюда гармонирует с цветом стоящего рядом». Однако Жавад, как считает Нури ар-Рави, не подражал аль-Васати, когда рисовал своих знаменитых жительниц Багдада, он попытался создать нечто современное, но одновременно и проникнутое духом прошедших веков. Багдадское объединение современного искусства понимало, что воспользоваться иракской школой живописи можно лишь путём полного осознания принадлежности к прошедшим эпохам, не отказываясь при этом от принадлежности к настоящему. Жавад Салим в своих работах хотел выразить самобытность арабского искусства. Он возвращался в прошлое, чтобы взять там основу для своих произведений. Таким образом он соединял традиции и модернизм. Его модернизм – это также и знание во всех подробностях западной школы. Жубра Ибрагим Жубра считает, что в конце 50-х гг. графические работы Жавада Салима стали носить ярко выраженный фольклорно-исторический багдадский характер. Иракская народная тематика носит дух старинных рукописей, каллиграфии и «Тысячи и одной ночи». Возможно самой яркой его работой является «Сказка о женщинах и их кознях», в которой он воздал должное своему духовному предшественнику и наставнику – аль-Васати. Но не только Жавад Салим черпал вдохновение в работах аль-Васати. Благодаря Салиму у аль-Васати появились последователи, которые положили начало новому направлению в современном иракском изобразительном искусстве. В 1951 г. образовалось Багдадское объединение современного искусства. Большой вклад в создание этой организации внёс Шакир Хасан аль-Саид (род. 1931). Его работы того периода крайне гармоничны, так как он черпал вдохновение в национальном искусстве и классических примерах арабской живописи. А для Жавада Салима именно работы аль-Васати являлись таким классическим примером. В то время Яхья аль-Васати и школа живописи Междуречья впервые были упомянуты в работе «Великий арабский художник», изданной Багдадским объединением современного искусства в год его основания. Эта книга объявляет о рождении новой школы в изобразительном искусстве, которая поднимет из руин обрушившийся дворец иракской живописи, воздвигнутый Яхья аль-Васати – школу Междуречья 13 века, и вновь соединит цепь, которая прервалась с падением Багдада от рук монголов. Багдадское объединение современного искусства было первым в своём роде. Его волновало осознание художником своей личности в контексте цивилизации и осознание местного арабского исламского характера в искусстве. Жамиль Хамуди (род. 1924) считает, молодые художники не могли достичь совершенства в живописи, так как они были оторваны от своих корней и подвергались сильному влиянию европейских образцов. Этот отрыв вверг их в состояние растерянности, которое встало на пути к прогрессу и поиску индивидуальности. Для Хамуди же проблеск надежды сверкнул, когда он познакомился со школой живописи, процветавшей в эпоху Аббасидов. Это была багдадская школа. Он открыл для себя великого живописца, жившего в 13 веке – Яхья аль-Васати. Он наткнулся на него случайно, и тут же понял, что руководствоваться примером Запада было ошибкой. Следует изучать свои корни и элементы, которые связывают прошлое с настоящим. Некоторые иракские художники, учившиеся за рубежом, по возвращении из Европы обнаружили, что возвращение к корням даёт больший простор для творчества, чем поиск новых красок в современности. Исмаил аш-Шайхаля (род. 1924) говорит: «Некоторые углубились в древнюю историю (ассирийскую, вавилонскую и сумерскую); другие обратились к арабскому искусству и миниатюрам аль-Васати; третьи же заинтересовались искусством каллиграфии; а четвёртые (среди них я и Фаик Хасан) обратились к природе Ирака и его красоте в наших изысканиях по части живописи. Наши работы характеризовались близостью к современной реальности, однако вместе с тем у них были местные иракские отличительные черты. Когда я говорю, что иракская живопись началась в 40-х гг., я имею в виду, что в то время арабская нация начала заново знакомиться со своей историей». Фестиваль имени аль-Васати и последовавшие за ним исследования его творчества Фестиваль имени аль-Васати стал большим достижением для тех, кто черпал вдохновение в истории. Он явился следствием национального и политического развития в Ираке и других арабских странах в 1940-1961 гг. Этот фестиваль был организован, чтобы напомнить об огромной ценности работ аль-Васати. Первый большой фестиваль его имени прошёл в Багдаде 6-10 апреля 1972 г. Он стал причиной появления интереса к арабскому изобразительному искусству и изучению его характерных особенностей. Во время фестиваля были изданы различные работы специалистов-участников и состоялись встречи деятелей искусства. Начались размышления о национальном арабском характере, самобытности и наследии в области современного изобразительного искусства. Ведь раньше исламское и арабское искусство было заключено в стены музеев и библиотек, и было доступно лишь искусствоведам и узким специалистам. В том же году была воздвигнута статуя аль-Васати в парке аз-Завра в Багдаде. Он изображён сидящим с книгой – знаменитой «Макамат» аль-Харири. После этого стали проводиться серьёзные исследования творчества аль-Васати. В качестве примеров можно привести следующие: книги Исы Салмана «Аль-Васати, Яхья Бен Махмуд Бен Яхья – художник, каллиграф, мастер позолоты и гравировки», Мухаммада Меккийи «Наследие багдадской живописи», Нури ар-Рави «Особенности багдадской школы книжной иллюстрации» (1972), «Творчество аль-Васати в рамках «Макамат» аль-Харири» (1975), Нахида Абд аль-Фаттаха ан-Нуайми ««Макамат» аль-Харири с иллюстрациями» (1979). Некоторые также выбрали творчество аль-Васати в качестве темы для диссертации. В любом случае необходимо провести новые исследования, чтобы пролить больше света на личность этого арабского художника и открыть другие стороны его творчества.